Эротический этюд 9

Она веровала в любовь с первого взора. Она много читала про нее и понимала, что умные люди не будут лгать в таком принципиальном вопросе, над которым уже столько веков напрасно бьются сердца. А умные (и профессиональные) люди, как вы понимаете, не только лишь признают такое чувство, да и (самые умные и профессиональные) признают единственно вероятным. Потому она не опешила, когда в один красивый денек, выскочив после экзамена на горы, нареченные поначалу в непонятную честь маленькой пичуги, а позже - в непонятную честь Большелобого, она увидела у перил глаза, заключенные в совершенную оболочку юного, спортивного тела. Эти глаза прожгли ее, как кислота, оставив дымящийся восхищением след. Очам, нужно сказать, много посодействовал Город, раскинувшийся на фоне, с видом на бывшую помойку, превращенную в храм для таких же, как Он, спортивных и ясноглазых богов. Он поглядел на нее приветливо, без тени смущения, будто бы они назначили тут встречу, и она запоздала менее чем на девятнадцать лет. А это вам не пятнадцать минут, после которых возникает сердитая складка на лбу и букет с цветами летит под откос. Это всего только девятнадцать лет терпеливого ожидания, добрую третья часть которых прячет пелена счастливого детского беспамятства. Такое запоздание не успевает обзавестись сердитой складкой меж бровей. Ну и букета у юного человека не было. Она подошла к нему легкой, быстрой походкой, на ходу обдумывая первую фразу. Фраза не придумалась, потому она свернула в сторону и, облокотившись на перила, стала глядеть в сторону монастыря, рядом с которым лежит много умных и профессиональных сердец. Он подошел к ней сам и... Позже, ночкой, лежа в травке на той же горе, в угольном мигании дотлевающего Городка, они оба смеялись, так как не могли вспомнить ни его первую фразу, ни ее ответ на нее. и того, что было позже в этот солнечный, пронизывающий денек. Она помнила только одно. Ее душноватый поезд из тоннеля, освещенного редчайшими лампочками полнолуний, вынесло на сверкающую, блистательную поверхность бытия, где за право накормить и напоить ее досыта сцепились все стихии - ледяной сияние воды, накрахмаленное сияние солнца, пронизывающий ветер в грудь, по собачьи спокойное и преданное ожидание мягчайшей земли. А еще - оркестр запахов от полевых цветов, ухмылки встречных и поперечных, дальний хохот малышей, собственное жадное сердцебиение, радостные, как будто игрушечные, авто. И ему досталось сходу и много. Поезд, выскочивший из тоннеля, поршнем вытолкнул впереди себя целый мир, взорвавшийся у него перед очами долгим до мучительного озноба фейерверком. Вроде бы то ни было, они не помнили, как познакомились, и я, притаившийся рядом с одной из собственных ведьм, их не расслышал. о зато я отлично помню, как они, малыши, ласкались в густой травке, встречая и провожая свою первую ночь. Поначалу они принялись было лобзаться на лавке, но она, как норовистый мустанг, скинула их в травку, оставив лежать в немощной нежности друг к другу. Мимо проходили люди. Трезвые (пореже) либо опьяненные (почаще) они шаркали по асфальтовым дорожкам, выгуливали собак, гласили о завтрашней поездке на рынок, сдержанно ссорились, выясняли дела. Она, не выпуская изо рта флейту, разлюбезно предоставленную его высочеством, то и дело смешливо брызгала, рискуя причинить невольную боль собственному ненаглядному. Он же, со счастливым осознанием происходящего, только пробовал рассмотреть звезды на бедном небе вечно пылающего Городка и, если ему это удавалось, экзальтированно вздыхал, вызывая у нее новый ответный взрыв нежности. Он, как видите, умел вздыхать прекрасно, сочетая нежнейший вздох со сдержанным рычанием. В перерывах меж ее неутомимыми ласками он и сам раболепно прислуживал ей, выполняя все прихоти собственной скупой и бесстыдной девченки. Они тешили друг дружку, сочетая невинные ласки с бесчинствами, которым только и можно дать волю в 1-ый, Самый Сладкий Денек. Они пили пиво, и на последующее утро старушка, собирающая бутылки, показала мне целых двенадцать сосудов греха, лежащих в травке, еще хранящей силуэты 2-ух тел. При всем этом они не расставались, и, если кому-то их их приходило в голову облегчиться, 2-ой был здесь как здесь, принимая всем своим телом, ртом, очами все бесчинство, проистекающее из заветных мест. Да, бедный читатель, дело происходило конкретно так, и не по другому. Иногда они вскакивали друг на друга, грязные и влажные, вялые от поцелуев, и, извиваясь на одним им слышном сквозняке, проветривали свои души и тела. Они терлись друг об друга, как медведь, очнувшийся от спячки, терзает бессловесную сосну. Они истязали друг дружку, вплетая сладкий матерок в дежурные признания, и иногда хлесткая пощечина вызывала к жизни новый всплеск раскаяния и осознания. И Одиночество крючилось в 2-ух шагах от их полураздавленным червяком, хватая за ноги случайных прохожих. Днем, чумазые и пахнущие черт-знает-чем, они не смогли изловить машину, и ушли пешком. Они разошлись каждый собственной дорогой, и солнечная медуза все норовила заплыть с боковой стороны, чтоб ужалить их в бесстыдные глаза. Горы проводили их птичьим хором, за бывшей помойкой мудро улыбались купола церквей. Пыльный, гулкий Город пробуждался и прогонял наваждение, как умел. А умел он это отлично. Придя домой, она пошла в ванную и привела себя в порядок. Как никак, сейчас у нее опять был экзамен. Я лично поднес ей букет роз, когда она сдала его на "отлично" и опять вышла на горы, нареченные в честь самого восхитительного в мире воробья. Улыбнувшись мне, она пошла к перилам, неотрывно смотря в глаза прекрасному спортивному парню. Он отличался от вчерашнего только ростом (выше), плечами (уже) и цветом волос (светлее). Они постояли, говоря о кое-чем вполголоса, позже, обнявшись, ушли есть мороженное. Она веровала в любовь с первого взора. а другую у нее просто не хватало терпения.© Mr. Kiss, 100 осколков 1-го чувства, 1998-1999г