Эротический этюд 7

Она всегда обожала высококачественные вещи, будь то одежка, мебель, авто, пища либо табак. Она понимала, что труд сотен мастеров собственного дела всегда будет отличаться от мутного потока ширпотреба. И сейчас, сидя в отличном, прекрасном кресле, она с наслаждением пила неплохой ликер и курила дорогие смачные сигареты. Одну за одной. Одну за одной. Она всегда нервничала перед приходом собственного Мальчугана. Ей всякий раз казалось, что чуда не повторится, что пронзительная липовая нотка зачеркнет все, что накопилось в ее памяти горсткой потаенных сокровищ. Много ли необходимо, чтоб прихлопнуть эту небольшую и беззащитную пичугу - счастье. Довольно 1-го неправильного слова либо взора, чтоб позволить уродливой Жизни заполучить небольшую, бережно выпестованную ересь. Но он всегда поступал и гласил верно. В этом мальчику интуитивно жил умница-актер, способный вынуть всякую провалившуюся сцену. Он всегда умел распознать ее настроение и подыграть в безошибочно отысканном тоне... Было время, когда она не страшилась этих встреч. Все начиналось так просто и прогнозируемо, что у нее не болела голова над тем, что следует гласить и делать. Мальчишка был другом ее отпрыска, и впервой она увидела его, забавного и неудобного, когда они репетировали какую-то песню в студии, громыхающей динамиками. Эту студию она, не скупясь, соорудила для собственного прыщавого, безобразного, неродного потомка. Средства, которые она растрачивала на него, помогали ей запамятовать о том, какая она нехорошая мама. Они посиживали, обложившись пивом, звучно обсуждая какую-то ерунду. В динамике надрывался безголосый придурок, но им было по кайфу слушать его клики, и она ничего не имела против. Отпрыск смотрел на Мальчугана с уважением. Он всегда выбирал друзей, перед которыми преклонялся, и, если кто-то из их давал слабину, он всегда обрушивался на вчерашнего кумира со всей спесью обеспеченного балованного малыша, способного ленивой фразой поставить на место нищего выскочку. Новый кумир смотрелся не очень уверенно, и ее это позабавило. Длительно не выдержит, поразмыслила она, оглядывая его безвкусный прикид и руки, не понимающие, куда себя девать. о позже Мальчишка поглядел на нее, вскользь, как на мебель - и она вздрогнула, как от удара хлыстом. За телячьей поволокой проволочно блеснула острая, моментальная вспышка. Она фотографически осветила ее изнутри. а одномоментно засвеченном фото она увидела себя - стареющую суку, ничтожную, никому не подходящую, три раза проданную и продавшую, красотку с обложки в пивном кабаке, в пятнах от воблы и влажных кружек. ...Звонок в дверь. Это он. Всегда так - под его пальцами звонок будто бы тише, чем у других. Позвонит - и скребется, как кот, своими длинноватыми гитарными коготками. Она ринулась в прихожую и смогла замедлить шаг только у двери. Ледяной замок охладил ее руку, она прижалась к нему лбом и только после чего отворила дверь... Заполучить его было для нее обычной бабьей игрой. Поначалу она выведала у отпрыска телефон, позже подстроила его приход в гости в отсутствие ее потомка, позже поила его чаем, дискуссиями, намеками, взорами. Он не отстранялся, да и не помогал ей в ее осадных мероприятиях, следя за ними с откровенной скукотищей. Так длилось некоторое количество дней, и с каждым деньком она запутывалась больше, чувствуя, что обычная игра с им не проходит. Может быть, вобщем, он просто набивал для себя стоимость. Во всяком случае, позже, когда эта стоимость прозвучала, она сообразила, что доход от одной из маленьких компаний придется пускать в новое русло. И, как досадно бы это не звучало, она совсем, другими словами полностью, не могла торговаться. Этот таинственный мальчик не был блядью в брюках, проф жиголо. Он жил в мире собственных фантазий, и Ей нашлось там странноватое место в виде отвратительной драконши, чахнущей над златом. Медяками тут было не откупиться. ...Он катастрофически безвкусен, этот гений притворства. Вот и на данный момент, не взглянув на дорогой ликер, он откупоривает мерзкое пиво и закуривает этот собственный Житан. Он посиживает в кресле, не сняв куртки, с поднятым воротником, смотря на нее раздраженным взором бродяжки, которому налили супа в столовке для бомжей. Забавнй, родной до омерзения стиль. А ведь за последние полгода этот мальчишка стал богат, даже по взрослым меркам. Почему он плюет на все, что для нее является эмблемой астоящей Жизни?.. Он даже не купил для себя машину, хотя об этом, как бы, должен грезить каждый мальчик. Он тискает ее, как девку на дискотеке. Ее, перед которой трепещут начальники в огромных кабинетах, где даже мухи жужжат на полтона ниже. Ей это нравится, нравится его твердый напор, его не по детски сильные руки. Ей нравится, когда он валит ее на ковер и там, в луже опрокинутого пива, она воспринимает его горьковатые поцелуи, пахнущие французкой махоркой. Мир ее прекрасных вещей оказывается смят, растоптан, уничтожен. Этому мальчугану удается сделать то, что никогда не удавалось ей самой - сорвать покровы, плюнуть на фальшь, скомкать и выкинуть упаковку жизни, принимая ее содержимое таким, какое оно есть - не радуясь и не морщась. Они барахтаются посреди тонущего мусора, пол бродит под ногами, как палуба, их объятия из любовных становятся отчаянными. Спасательные круги его глаз оказываются близко-близко перед ее барахтающимся одиночеством. И вот она замирает - миг наступил. Шестнадцатилетней девчонкой, живущей во власти книжек и кинофильмов, она падает без движения в долгую секунду. Слышна ухмылка Фауста, звучит странноватое танго, в мире нет больше грязищи и ереси. Он воспринимает ее остановившееся тело и вступает во владением им. Поначалу он настраивает его, как инструмент (ох уж эти музыканты!), касаясь по очереди всех струн и чутко исправляя звук тех, что фальшивят. Его язычок, который не считая умения и ловкости обладает к  тому же ценнейшим свойством - терпением - просачивается в святая святых и поселяется там, обустраиваясь и наводя порядок. Как дирижер собирает музыкантов, грозя тем, что зазевались и, улыбаясь тем, что поторопились раскрыть нотки, он приводит к слитному звучанию всю палитру ее чувств, заставляя ее после тихой опции отозваться массивным и согласным аккордом. ...И - начинается музыка. Ее тело воздушным шариком подымается над собой и улетает за окно. Щурясь на солнечный свет, она летит над домами, подмигивает памятникам и стращает задремавших голубей. Люди за столиками кафе начинают лобзаться, дворники, разинув рты, слепо глядят ввысь, пенсне одинокого окна встречает ее солнечным кроликом. Она улетает далековато, за город, к тому месту, где до сего времени лежат камешки вокруг костра, погасшего много годов назад, на очах у малеханькой девченки, решившей плюнуть на собственное детство. Она желает приостановить эту девченку: - Не нужно! Нет! Не смей!.. Но музыка наращивается, ветер преобразуется в ураган и, подняв ее на слепую высоту, кидает вниз, мимо городка, мимо костра, мимо бульваров - на ковер в дорогой и решительно никому не подходящей квартире... Он отпадает на бок, закуривает. В его непонятных очах дотлевают небезопасные искры. Она желает ублажать его, но он обычно ускользает. Никогда, никогда за все полгода, он не позволил ей приголубить себя. и разу не нашел собственный голод и не отдал ей утолить его, как она ни старалась. Позже он берет средства и уходит. Если она кладет ему больше, чем полагается по уговору, он кидает избыточное на стол. Вобщем, время от времени оставляет у себя, виновно улыбаясь. Тогда и она осознает, какой он еще небольшой - ее сказочный Мальчишка.© Mr. Kiss, 100 осколков 1-го чувства, 1998-1999г