Эротический этюд 2

Блюменштрассе... Улица цветов. Как я понимаю Плейшнера!.. Он шел и хохотал. Из концлагеря зимнего одиночества, который хоть и не изнуряет плоть, зато наносит чувствительный урон душе, он шел на Первую Вешнюю Вечеринку. На ту, где приходилось бывать каждому из нас, и о которой каждый произнесет: самое наилучшее в таких вечеринках - это их ожидание. Он шел и представлял для себя эту Обыденную Квартиру, со столом, накрытым довольно представительно по сегодняшним временам, дешевенькой броской снедью и питьем из ларьков по соседству. Он знал, что обои через два часа начнут плясать вокруг опьяненной головы, что тошнота и омерзение придут на замену счастливому ожиданию и вешнему возбуждению. Но он знал также, что на вечеринке будут девченки, и одной этой мысли оказалось довольно, чтоб вообразить Бог Знает Что, приятно пахнущее Бог Знает Чем. Он не увидел, как позвонил в дверь. Дверь не увидела, как открылась перед ним. Комната не увидела, как разжилась новым гостем, и компания, начавшая шуметь, не повернула собственной многоглазой головы к ему. Он сел с краю и, обыкновенно, испил штрафной стакан. Позже очередной, который пить было совсем не непременно. Он сходу увидел Ее. Она, раскрасневшаяся от выпитого вина, посиживала на коленях у Коварного, ее игрушечные коленки не вписывались в геометрию вечеринки и были видны отовсюду. По правде говоря, все лишь на их и смотрели, и он ощутил ревность ко Всем. И испил, с ненавистью к Коварному, с вешним обожанием к ей. И испил. И испил. До этого, чем стенки тронулись в издавна знакомой карусели, он еще успел подойти к ней и пригласить на танец. Она, смеясь, спросила разрешения у Собственного, и тот, занятый светской беседой с Грамотеем, только небережно кивнул головой. Он плясал, наступая на ножки, заслуживавшие наилучшей толики. Девчонка смеялась, и чем глупее был ее хохот, тем меньше становился Он, не способен выйти из амплуа несуразного, немного выпившего клоуна. Танец завершился, и Она возвратилась в свое гнездо на коленях у Коварного, который, мимоходом ошпарив Его взором, возвратился к собственному собеседнику. Позже было совершенно уже тупо. Другими словами как обычно. Он пел песни, орал тосты, позже сморился и очнулся только тогда, когда за столом погас свет - Она уходила. ОИ уходили. Он рванулся в коридор, не раздумывая, напялил то, что оставалось от доспехов зимы, и пошел совместно с ними. Позже началась рядовая фантасмагория в декорациях ночного Городка, с мыльными пятнами света на стенках, с опьяненным вальсом фонарей, с такси, косящим кошачьим глазом на весь глупейший мир. Он пришел в себя в гостях у Коварного. Другими словами, напротив, Коварный с подругой, оглянувшись, увидели Его, злосчастного и ничтожного, как чижик, который, может статься, и пил водку на Фонтанке, да только не впрок. Они приняли его с ледяным гостеприимством. На столе оказались отличные, не в пример предшествующим, яства, и он опять пил и ел, так как не знал, что еще можно делать. Они меж тем затеяли ласкаться, не спеша и не обращая на него никакого внимания. Он бурлил. Его хозяйство завозилось и, обиженное, тянулось к осоловевшей дуре. Был момент, уж совсем несуразный, когда он начал разыгрывать сцену ревности, но был остановлен очами Владельца, большенными и темными, как Радостный Роджер. Девчонка раздела Владельца, как огромную куколку, и принялась заботиться над его клинком. Она брала его в рот, стремилась опустить глубже и только наткнувшись на ком в горле, отпускала на волю. Видно было, но, что ей не по для себя. И не клинок Владельца, но глаза его и чернила в их влекут ее куда посильнее. Да она влюблена, поразмыслил Он с обжигающей ревностью. Он сгреб в ладонь свои ничтожные сокровища и посиживал с ними, как нищий на паперти. Позже, осмелев и отчаявшись сразу, подошел к ней и пристроился сзади. Она только вздрогнула и очами испросила позволения у Владельца. Тот, улыбаясь, кивнул. Войдя в ее суховатую прихожую, он оробел и ощутил себя излишним. Своей страсти оказалось недостаточно, чтоб поделить ее на двоих. Владелец высился над всем этим балаганом, как Командор, посмеиваясь в свои пиратские глаза и никак не вмешиваясь. Озарение пришло в один момент, совместно с обжигающей похотью. Плохо соображая, что делает, он вышел из девчонки и припал ртом к чужому клинку. И мгновенно все преобразилось. Глаза девченки запылали алчностью и ужасом отнятой игрушки. Владелец зажмурился, спрятав свои небезопасные бойницы. Его удовольствие стало ощутимым и мгновенно заполнило смыслом всю бестолковую хлопотливость вешнего вечера. Он, в необычном коктейле похоти и омерзения, облизывал и ласкам языком то, что до этого ему приходилось держать исключительно в руках. Ему было не по для себя, но заместо тошноты по телу расплескивалась парализующая сладость - сладость острейшего и неизведанного ранее греха. Все встало на свои места. Ушел и алкоголь, и юношеские метания из пустого в порожнее. Остался только грех, и головокружение от него. Стоит обрисовывать, что было далее? Какое перо способен совладать с этим?.. Оставим же нашего героя, свернувшегося клубочком в обнимку с сестрой на груди у пирата. Опустим занавес рассвета над этой сценой, и пожелаем каждому достигнуть схожей гармонии, хотя бы единожды за собственный маленький век.© Mr. Kiss, 100 осколков 1-го чувства, 1998-1999г