Дневник Мата Хари (Глава 3)

Глава 3. МОНАСТЫРЬ      Неделю спустя - практически все это время я провела в по-стели с высочайшей температурой - я оказалась в монасты-ре. Все, что вышло со мной в доме дяди-извращенца, осталось в моей памяти как дурной сон. Новенькая обстановка принудила меня очень скоро запамятовать это кошмарное собы-тие. Мои предки старались никогда не вспоминать о дя-де Герарде. Спустя год я выяснила, что мой истязатель погиб, а Вилем переехал в другой город и поступил в универси-тет.Итак, я жила сейчас на попечении внимательных и до-брых монахинь. Это был обыденный дамский монастырь. Мы жили в общежитии и заводили массу увлекательных зна-комств. Со мной сдружилась высочайшая и стройная девоч-ка, которую можно было сопоставить только со известной натурщицей Рубенса Элен Фурмент. Ее звали Генриет-той.Ее прекрасный рот был таковой соблазнительный, таковой свежайший, а губки такими красноватыми, что было тяжело удер-жаться от соблазна куснуть их, как зрелую клубнику. Очень скоро меня начал преследовать образ этих цвету-щих губ. Мне хотелось впиться в их и целовать, цело-вать...Генриетта была моей соседкой по комнате в общежитии, и скоро мы без всякого стеснения стали наносить обоюдные визиты в кровать. Это было принято посреди уче-ниц. Когда в девять часов дежурная монахиня уходила к для себя поспать, всюду слышались страстный шепот и шуршание ночных рубашек.Девченки делились на пары, и жены шмыгали под одеяла собственных партнерш, которые брали на себя роль супруга.Когда я в первый раз попала в кровать Генриетты, она неж-но обняла меня и спросила, знаю ли я, как делают лю-бовь. Я гордо поведала ей о всех моих приключениях.Когда я поведала ей, что мне довелось пережить в доме дяди, Генриетта была глубоко тронута. Она придавила меня к груди и поцеловала в губки. Этот поцелуй был неописуе-мо сладок, и я никогда его не забуду. Так мы стали посто-янной любовной парой. Мы чуть могли дождаться отбоя, чтоб поскорее повстречаться в постели.Она сходу брала меня в свои объятия и начинала страст-но целовать. Наши тела плотно прижимались друг к дру-гу. Генриетта была намного опытнее, и она обосновывала это каждым своим прикосновением. Прошли долгие-дол-гие годы, пока я в конце концов не отыскала единственного мужчи-ну, который сумел, хотя и отдаленно, дать мне то, что Ген-риетта давала без особенных усилий. Это были нескончаемо сладкие часы...Запомнились ее нежные руки, неутомимые губки, но больше всего - язык. Генриетта целовала мою шейку, грудь, животик, в конце концов, уткнувшись головой меж моих ног, она пускала в ход язык. О, какое это было блаженст-во! Ее язык проникал в меня так глубоко, так сладко...Я лежала, вне себя от экстаза, и чуть способна была сдержать страстные стоны. Я платила ей этим же, и хотя сначала не очень веровала в свои возможности, но скоро удостоверилась, что могу быть таким же качественным любовни-ком, как и она.Генриетта была девственница, как и я, но мы обе делали все, чтоб поменять собственный статус без помощи парней. В конце концов мы решили, что созрели для встреч с мужиками. У Генриетты был какой-никакой опыт: ее раза два либо три пробовали изнасиловать подростки-сверстники, но делали это неискусно...Ночами мы ведали друг дружке свои любовные истории, давая волю безудержной фантазии.- Слушай, Гретти, - так обычно начинала Генриетта. Далее следовал не очень умеренный рассказ о ее голо-вокружительных приключениях с красавчиком офицером либо юным священником. Моя подруга была очень ре-лигиозна и серьезно считала, что интимные связи ей свя-щенником не могут быть грехом.- Я была в школе, и мы много нового узнали. Жалко, что ты не была на этих упражнениях. Для непосвященных эти слова практически ничего не значили, но мы использовали их как пароль. Эта фраза была приглашением к разговору на возлюбленную тему.Как рассказчица я не шла ни в какое сопоставление с Ген-риеттой. Она была неутомимой выдумщицей. Школа, о которой она так увлеченно гласила, была толь-ко в ее воображении, но сколько необыкновенных школьных историй выдумала Генриетта!- Учитель, ну, этот Дюбуа, был опять страшно любе-зен, - начинала она, распаляясь от игры фантазии.- Ты знаешь, какой он прекрасный, какой сильный мужик? Хотя он глядит свысока на нас, девченок, само его при-сутствие всех приводит в трепет. А сейчас была моя оче-редь в классе. Я должна была сесть к нему на колени, прямо на стержень... О, Гретти, это был верх блаженства. Ты, наверняка, хочешь знать все подробности?И в который уже раз я слушала ее рассказ об уро-ках эротики. Эти занятия проводились по вторникам и четвергам в классе с кроватями. Этот скрытый класс был задрапирован черным бархатом, слабо освещен, не считая трибуны, которая была ярко освещена прожектором.  Все кровати для девченок стояли в огороженных будках, видимых только с трибуны. У учителя был ассистент с наружностью Геркулеса, который обладал никогда не ис-сякающей сексапильной силой. Во всяком случае, так все обрисовывало богатое воображение Генриетты. - Когда нас укладывали на кровати - восемнадцать- цвадцать учениц, все прекрасные и страстные, ведь только такие могут усвоить курс, - на трибуне возникает учи-тель. Он садится на кушетку, глядит, все ли кровати за-няты, и позже делает перекличку. Естественно, все имеют ус-ловные имена, так как посреди нас есть юные супруги, жены, может быть, даже шпионы, и мы не желаем, чтоб нас нашли ревнивые супруги и дурошлепы-женихи. Позже учитель дает 1-ые указания. Это приблизительно, как на уроках физкультуры. На деньках он произнес этой высочайшей и пышнотелой Долорес: «Мадам, никто не принуждает вас осваивать курс, но тогда я предпочел бы, чтоб вы не участвовали в использовании этого очень принципиального обра-зовательного инструмента, - и он показал на собственный преле-стный ствол, который он таскает впереди себя всегда, как жезл, - другие ученицы тоже очень желают его, и эти девицы знают, как проявлять свою признательность».Ты должна осознать, что это страшная угроза! Мы все схо-дим с разума по этому фантастическому органу, и поверь мне: большая часть из нас прогуливаются в эту жутко дорогую школу просто из-за этой неописуемой штуки.Когда мы ложимся на свои кровати, - а на нас только шелковые трусы с узорами и длинноватые шелковые чулки с очень кокетливым поясом (учитель очень щепетилен в таких делах), он дает первую команду: «Пожалуйста, раз-двиньте ваши ноги, дамы!» И позже: «Теперь работайте над собой, используя указательный палец правой руки. Возбуждайте себя. Но очень медлительно. Я покажу пра-вильный темп: раз-два, раз-два». Потом он наращивает темп, ты не можешь представить,как это нервирует: лежать с раздвинутыми ногами, будто бы ожидаешь, что на тебя вот-вот набросится мужик, а никто и ничто не снимает твой голод, не считая твоего собственного указательного пальца. И все это время этот прекрасный, толстый, тяжкий ствол нашего учителя стоит во весь рост и не двигается - это страшно!Вздохи и причитания Генриетты тронули бы хоть какое сер-дце. Моя рука уже издавна повиновалась нежному движению ее тела и пробовала поддержать иллюзию, хотя, ко-нечно, я не могла поменять Дюбуа.- Через некое время,- продолжала Генриетта,- ассистент учителя кропотливо осматривает женщин. Он наклоняется над каждой из нас и инспектирует, отлично ли мы подготовились к акту.- Поверь, дорогая, что умение возбудить себя и собственного избранника - это целая наука. После того, как мы осво-или исходный курс, учитель вызывает одну из учениц на трибуну и показывает на ее теле все зоны, в особенности симпатичные для парней. Он указывает места, ко-торые их возбуждают и делают сильными. При всем этом не запамятывает сказать, что эти познания полезны нам самим, по-тому что мы сможем получить истинное удовольствие.О, ты не можешь для себя вообразить, как это возбуждает, когда смотришь, как мужик расстегивает штаны и при-ближается к девице, на которой нет ничего, не считая шел-ковых чулок. На деньках он уложил ее на спину и отдал приказ поднять ноги, раздвинуть и держать их как можно обширнее. Позже Он лег на нее и стал ритмично двигаться... Мы оду-рели от страсти. Но это была всего только имитация. Он демонстрировал нам, как начинается акт. Позже женщина, ко-торая была вне себя от страстного желания, должна была оборотиться и встать на четвереньки. И он опять налег на нее. Будь я на ее месте, я умоляла бы его сделать все по-настоящему, до конца. Пусть бы он пронзил меня на-сквозь!.. Он гладил ее грудь, лаского растягивал соски, в конце концов,разрешил ей потереться грудью о его мощнейший отросток...Не умопомрачительно, что мы все стонали, а кровати скрипе-ли от подпрыгивающих тел, полных безумного желания. Как раз тогда, когда наше возбуждение до-стигло предела, ассистент учителя подошел ко мне. Его отросток был тоже оголен, я лицезрела его толщину и уга-дывала твердость. Мое тело дергалось в конвульсиях, будто бы со мной был эпилептический припадок. Я стонала и хныкала:- Желаю, желаю этого на данный момент! Пожалуйста, позвольте мне притронуться к вашему инструменту, я желаю взять его в рот, нет, пусть он войдет в меня, я не могу больше выдер-жать!.. Я желаю!.. Слышите меня? Сделайте это... Резвее!Я растеряла рассудок и завизжала, как одержимая. Я билась в судорогах, я больше не понимала, что делаю. Я вопила и визжала так звучно, что другие девицы также стали орать. Им тоже хотелось!..Но до того как разразился мятеж, учитель стал что-то шептать собственному ассистенту, тот выслушал его и набро-сился на меня, запрокинув мои ноги.- Ты что, малая сучка, не можешь подождать, че-го ты так шумишь?Он прошипел эти слова и здесь же вонзился в меня.О, Гретти, какое это удовольствие! Непередаваемое, боже-ственное, уверяю тебя. Он был безжалостен, его удары были убийственными. Но это то, чего я желала! Пред-ставь, милая, этот мужик работал за троих. Я три раза была на верхушке блаженства! Он приколотил меня к кро-вати, будто бы я подошва, которую сапожник приколачивает гвоздями,- и я купалась в страсти. О, как это прелестно, когда тебя приколотят! Чего стоят все эти поэты с их ли-рической трепотней - от нее тошнит, и только...Слушая рассказ Генриетты, я так возбудилась, что бы-ла, как в бреду. Но подруга еще не кончила собственный рассказ, а ночь только начиналась.- Ты знаешь, после этой малеханькой интерлюдии -Генриетта называла это «маленькой интерлюдией» - на-ши уроки длилось, будто бы ничего не вышло.