Эротический этюд 5

Она обожала субботние деньки. За то, что Владелец никуда не спешил и уделял ей практически все свое внимание. Днем, зайдя с улицы, она забиралась к нему в кровать. Он, как обычно, прогонял ее на ковер, но делал это совершенно не строго, так что, повозившись, она отвоевывала для себя место в его ногах и лежала там, свернувшись калачиком, пока он не вставал завтракать. Тогда она бежала за ним следом на кухню и с наслаждением всасывала свою долю субботнего пира - свежайшую сырую рыбу и молоко. Владелец не признавал консервов, ну и она их, признаться, недолюбливала.Наевшись, она сладко засыпала и в полудреме следила за тем, как владелец живет в ее пространстве. Их обоих раздражали телефонные звонки, но, как досадно бы это не звучало, Владелец был еще недостаточно стар, чтоб телефон замолчал совершенно. У него оставались еще друзья, которых он старался не принимать дома, но милостиво встречал по телефону. Она всегда ложилась подальше от телефона, полагая эту черную штуку своим основным противником. В один прекрасный момент она даже попробовала скинуть его на пол, но древняя пластмасса только крякнула в ответ, после этого звонок сделался еще пронзительнее.Она спала весь денек. Передвигалась по ковру прямо за солнечным горчичником и вставала, потягиваясь, только когда таял последний пыльный луч. Это означало, что начинается вечер.Владелец разжигал камин и садился в старенькое плюшевое кресло. Она, прижимаясь щекой к его пледу, просилась на руки. Он делал вид, что сердится, но, задумавшись, сам не замечал, как она оказывалась у него на коленях. В камине разгоралось пламя, и по стенкам начинался карнавал теней. Угловатая тень Владельца и Ее грациозный силуэт, отступив в далекий угол, следили за балом, вслушиваясь в невидимую музыку. Громко тикали часы.А позже начиналось волшебство, которое она считала основным праздничком собственного нехитрого существования. Владелец начинал гласить. Неухоженный старик в поношенном халатике, брюзгливый и вечно хворающий, преобразовывался в драгоценный сосуд, хранилище Голоса. Как он гласил! За каждым его словом таились предметы, запахи, желания. Он брал пыльный альбом собственных мемуаров и прикасался к нему Голосом, как волшебным посохом. И из ничего, из пожелтевшего мусора, рождались истории, одна другой краше. И она, бессловесная тварь, в один прекрасный момент пришедшая в этот дом из жалости к чужому одиночеству, сейчас сама была воплощением одиночества, слушая Глас, поющий о прошедших страстях. То, чего так не хватало на ее помойках - чистота, добро и нежность - жило в его рассказах естественно, как воздух. То малое, чего она не понимала, не мешало ей ощущать каждую нотку  его неразговорчивого ноктюрна.Рассказывая, он молодел. Как будто из-под написанного маслом темного портрета вдруг проглядывал его 1-ый карандашный рисунок - быстрый полет бровей, курносое самодовольство и твердо сжатые губки грядущего кавалерийского офицера. Она боготворила его таким - мальчиком, не потерявшим ни одной веснушки в войнах с своей судьбой.Он всегда говорил об одной даме. Похоже, других для него просто не было.Она не обожала дискуссий об этой, единственной, и шершавыми ласками останавливала их, как могла. Время от времени он уступал, и в свете угасающего камина можно было рассмотреть необычную игру 2-ух силуэтов - огромного и малеханького. Время от времени прогонял ее с колен, а то и совсем на улицу. Ведь он, как мы помним, был старенькым, брюзгливым и - чего греха таить - безумным стариком.Время от времени его милость простиралась до пробы придумать ей имя. Но кошачьи имена не шли к ее остроумным глазкам, а человечьих она, по его разумению, не заслуживала.Каким бы долгим не бывал вечер, он всегда заканчивался ранее срока. Старик, кряхтя, укладывался в кровать, а она, нехотя одевшись и встав на ноги, уходила домой. Воскресенье полагалось проводить с супругом и детками, а с пн. она, как все, прогуливалась на службу.Придя домой, она нервно пила валерьянку, шепча постоянный тост за то, чтоб Владелец дожил до последующей субботы.© Mr. Kiss, 100 осколков 1-го чувства, 1998-1999г