Русалка

Северный ветер креп, срывая белоснежную пену с островерхих волн. И, чем крепче становился ветер, тем спокойнее было на душе Уле, уходила вчерашняя злоба, уступая место обычному чувству единства с этим ветром, волнами и сероватым северным небом.Прочные руки рыбака уверенно держали руль маленького судна,  до блеска  отполированный мозолистыми ладонями его отца и деда.Вчера Уле не на шуточку разозлился из-за собственного бывшего, сейчас уже бывшего, напарника. Стин Петерсен был хорошим парнем, Уле знал его издавна, с самого юношества. Отец Стина в один прекрасный момент ушел в море, чтоб больше никогда не возвратиться, как, вобщем, и дед и старший брат самого Уле. С того времени за Стином и его сестренкой присматривала семья Уле - так было принято в небольшом рыбацком городе, ведь их дома стояли напротив. В свое время дед Стина точно так же посодействовал встать на ноги папе Уле: море нередко забирало к для себя рыбаков. Когда оно позвало к для себя  Акселя, старшего брата, Уле произнес Стину, что тот может выходить в море совместно с ним - старенькый бот Петерсенов уже издавна тек по всем швам. И все было бы отлично, если б прошлой весной не угораздило Стина по уши втюриться в кросотку Ингрид. Вот только полногрудая Ингрид не смотрела в его сторону: не понравился девице широкоплечий, но маленького росточка рыбак. И Стин решил утопить свое горе в крепком шнапсе. Дебоширство не в чести  было в их городе. Пили терпкий датский эль, а что покрепче - только по огромным праздничкам. Кто только не увещевал Стина, даже пастор гласил с ним - все бесполезно. А вчера Стин взял средства, которые они отложили на покупку  новейшей сети... Уле желал было как надо избить собственного напарника, но его уняли. Тогда он разбудил собственного нового матроса - курда Али, нанятого намедни, и в ночь они вышли в море. Уле знал, что море уймет его злоба, как могла бы унять возлюбленная  и любящая дама.Да, Уле обожал море - оно было для него всем. Хеле, его супруга, произнесла как-то в сердцах, что он женат на море. Наверняка, это было так.Уле бросил взор на работающего на палубе Али и достаточно улыбнулся. Вообще-то в городе недолюбливали чужаков. Многие, очень многие приезжали думая, что в богатой Дании не нужно работать. Правительство платило им огромные средства, так как в их странах шла война. Но эти средства зарабатывал он, Уле  и такие же рыбаки как он.Али был не из той породы. Он тоже был рыбаком из маленький деревушки под Стамбулом. Много раз выводил он собственный небольшой бот навстречу теплым волнам южного моря - и он отлично выдержал 1-ое испытание грозного моря северного. Уле поразмыслил, что скоро начнется шторм - и что, если они возвратятся, Али будет неплохим ассистентом.- Пора выбирать сети, - кликнул он по-английски в открытое окно рубки. Али еще не прекрасно осознавал датский. Курд махнул рукою, дав осознать, что сообразил капитана и подошел к лебедке. Уле немного повернул руль и отдал самый малый вперед, чтоб натянуть сеть. Будь море поспокойнее, он спустился бы на палубу, но на данный момент нарастающий ветер угрожал развернуть суденышко, запутать и разорвать сеть. Понизу мерно заработала основная лебедка. Уле оборотился, чтоб удостовериться совладевает ли матрос с делом и в этот момент меж сероватыми узлами сети мелькнуло что-то огненно-рыжее. Рыбак прищурился, но, как ни старался, не сумел рассмотреть, что запуталось в его сети. Опершись спиной о руль, он поднес к очам бинокль - и от изумления застыл на месте: то был человек, дама, непременно - с неописуемо большой, спутавшейся копной рыжеватых волос.Уле готов был поклясться, что ни 1-го корабля не было в радиусе 5 миль от их. Человек, да еще без одежки, сумел бы выдержать в таковой воде минут 10, не больше. Означает, им придется иметь дело с покойницей: малоприятная перспектива- к тому же ни ему, ни курду не были симпатичны полицейские. С другой стороны, бросить человека, пусть даже мертвого, не позволяла рыбацкая совесть: ведь на берегу рыдают о нем. Если б море желало забрать его для себя, оно не позволило бы телу попасть к ним в сети.Так поразмыслил Уле и еще чертыхнулся про себя: верно гласил ему чудак и астроном Финн - несчастливое на данный момент время. Он желал было кликнуть Али, чтоб тот приостановил сеть, когда тело подтащит к кораблю, но последующее мгновение принудило его похолодеть и застыть от изумления и кошмара: утопленница пошевелилась. Нет, то не было случайное движение мертвого тела на волне- в бинокль он ясно лицезрел, как натужились мускулы на руках и тонкие пальцы пробуют порвать сеть. Изумление на секунду парализовало мореплавателя и ударившая в это мгновение в борт волна бросила его вперед, на бронзовую стойку компаса. На минутку, всего на минутку мир померк перед его очами, но - или падая зацепил он руль, или был сильный порыв ветра - когда в последующий раз он посмотрел на море, то сообразил, что через мгновение развернувшееся суденышко напорется на свою сеть, которая обмотает винт  тогда и им с Али придется несладко: при таком ветре ставить парус - суицид. Отчаянно он рванул руль, заваливая судно и подставив волнам левый борт. Он не лицезрел, как задремавшего матроса швырнуло вспять, как будто из катапульты, на железную опору лебедки. Развернув судно и закрепив руль он ринулся на палубу. Мертвенное тело Али кидало от борта к борту. Он схватил матроса под мышки и затащил в рубку.Лебедка подтянула даму так близко к кораблю, что безо всякого бинокля были видны её отчаянные пробы освободиться от сети. Но на данный момент лебедка не работала. Уле ринулся к механизму и через мгновение сообразил, что с сетью придется расстаться - перекосило шестерни, закрепленные кое-как нетрезвым Стином.Не раздумывая, успев только скинуть томные сапоги, Уле ринулся в волны. Ледяная вода, как будто бритвой полоснула по телу, вытянув из легких дыхание, но Уле знал, что через минутку эта боль пройдет. Тогда у него будет минут 20 - он специально закалял себя, плавая длительно в прохладной воде. Минут 20, пока море стальными оковами не скует его руки и ноги.Он старался удержаться рядом с сетью, но так, чтоб самому не попасть в нее. Если б это случилось, выкарабкаться навряд ли  удалось бы. Он осознавал, что шансов у него практически никаких - но дама отчаянно боролась за жизнь и Уле старался не мыслить о собственных шансах. В конце концов он добрался до запутавшейся - та уже практически растеряла сознание: ко всему  сеть обмотала её гортань. Рванув из-за пояса острый рыбацкий ножик, Уле принялся кромсать сеть, сразу стараясь не запутаться сам и вцепившись одной рукою в волосы девицы, чтоб не утратить её, когда высвободит из сети. В конце концов, женщина была свободна, но она совсем растеряла сознание, повиснув на закоченевшей руке рыбака. Сейчас им предстоял путь вспять, куда более тяжелый.Уле выбивался из сил, но корма его суденышка, казалось не приближается даже на сантиметр. Темная облако закрыла и без того черное вечернее небо и сейчас только небольшой огонек на мачте служил рыбаку ориентиром. Ставшие большими волны захлестывали пловца, сбивая и без того куцее дыхание. Он даже не обрадовался, не сумел обрадоваться - ужас, удовлетворенность, все чувства задеревенели также, как его тело, когда его рука задела борта. Но еще предстояло самое тяжелое: онемевшие руки отрешались поднять его на борт, да еще с ношей. Кое-как он перевалился на палубу, рыча от боли и отчаяния.Наступившая тьма и взявшийся невесть откуда туман плотной темной пеленой покрыли малюсенькое суденышко, Уле не лицезрел даже собственных рук. Огонек на мачте мигнул и погас - видимо, волной залило генератор.Собрав последние силы, Уле потащил спасенную в каюту. Палуба была неописуемо скользкой от вывалившейся из лопнувшей сети  рыбы. Уле даже поразмыслил, что это был должен быть хороший улов. Жалко только-только, вероятнее всего, никто об этом не выяснит.Уложив даму на мягенький ковер в малеханькой каюте, он на ощупь стал подниматься наверх, чтоб посодействовать Али. В этот момент суденышко накренилось, скатываясь с очередной волны и в открытый лючок хлынул скользкий поток воды пополам с рыбой. Уле скатился с лестницы, ударившись головой о переборку и застыл, успев поразмыслить о том, что больше никогда не увидит собственного малеханького города.Очнулся он в один момент, вдруг почувствовав прикосновение чьих-то губ к своим губам. Он дышал, а означает был еще живой. Суденышко уже не болтало, а только мерно подбрасывало на ровненьких волнах. Тьма была кромешная, но Уле ощутил чье-то горячее дыхание на собственном лице. Подняв руку, он коснулся малеханького теплого плеча - рядом с ним была его спасенная. Сейчас она выручала его, согревая своим теплом - по другому мореплаватель заиндевел бы в промокшей одежке.  Они были укрыты плотным покрывалом, которое, непонятно как, женщина отыскала в бардаке его каюты. Он провел ладонью по её спине - его соседка была совсем оголенной, но, казалось, ей не было холодно - тело и дыхание её были жаркими. "Кто ты?"-спросил он поначалу по-датски, позже по-английски, но заместо ответа ощутил, как её губки задели его груди. Уле понял, что и сам был без одежки. Желая в этом удостовериться, он провел рукою по собственной груди и животику и вдруг его ладонь заполнилась теплом. Пальцами он ощутил плотный, затвердевший сосок девицы. "Боже мой, неуж-то она чего-то желает", -мелькнула идея, но здесь он ощутил как горячее желание захлестывает его самого. Это было дико и удивительно: вожделеть совсем незнакомую даму, будучи на волосок от смерти, но разум его уже отступил, позволив горячему чувству залить его тело, натужить его естество. Он голубил и мял её груди, о,  это были шикарные "дыньки" - даже Ингрид сошла бы с разума от зависти. Женщина подалась чуток вперед и он упрятал свое лицо меж её грудей, сжав их так, что она сладко застонала, позже изловил ртом её жесткий теплый сосок и припал к нему, как малыш, лаская языком и губками. Женщина постанывала от удовольствия, позже вдруг вырвалась из его объятий и спустилась вниз к его ногам. Он ощутил её шершавый язычок, её руки.Вдруг, она изловила его ладошки своими малеханькими ладошками и, подавшись вспять, принудила мужчину сесть. Она оборотилась к нему спиной, сбросив с него одеяло, которое закрыло её ноги. Уле обнял её сзади, прижимаясь как можно плотнее.